Сипурэй савта - бабушкины сказки

- Вы ещё не знаете, кто я такая! Я вам ещё покажу! Вы что себе думаете?!
Если я сказала, что буду первой, так я буду первой!

Тем временем по громкоговорителю произнесли моё имя, и я пошла в направлении коридора, где продолжались крики, смачно приправленные звенящим аргентинским акцентом. Заглядывая во все кабинеты, по коридору бегала маленькая, худенькая женщина в меховой короткой курточке, узких пониже колен брючках и зашнурованных мягких, высоких ботинках..

Я прошла мимо, так и не узнав, что происходит, но уже на второй день всё разъяснилось. Меня и ещё одну пациентку сдвинули по времени на 15 минут, а вчерашняя скандалистка стала первой в очереди. Мы с моей соседкой переглянулись, слегка скривились, но решили, что это погоды не меняет.
А "первая в очереди" уже начала с нами знакомиться, расспрашивать диагнозы, историю болезни и щедро делиться своим опытом. Звали её Яэль. Услышав, что и я, и Пнина - обе мы учительницы, она сразу начала объяснять, почему образование в Израиле так плохо организованно и почему дети тут не читают, и почему дети тут невоспитанны. Яэль не сидит ни минуты. Она бегает по комнате, где мы обычно сидим, ожидая лечения. Мне это мешает, она занимает всё пространство!

За несколько дней мы узнали о ней всё: она 40 лет в стране, она врач, у неё две квартиры, одну из которых она сдаёт , она и сейчас работает.

- Это меня держит на ногах!
- А я не работаю, я на больничном. Вставила я без надежды, что меня кто-то услышит. Но она, оказывается, слышит всё!
- Но ты ведь и до болезни не работала?
-Почему ты так думаешь?- спросила я.
- Не знаю, но это не важно! Я работала в Цфате, но ушла оттуда.
-Провинциальная больница? – спросила Пнина.
- Провинциальных больниц не бывает! Бывает провинциальное мышление работающих там людей! – Отрезала Яэль. Я теперь работаю заведующей приёмным покоем в центральной больнице. Это то, что мне надо!

- Вы мне лучше скажите, вы получили скидку на подоходный налог? Как это нет? Конечно, она полагается всем раковым больным! Сейчас я вам всё расскажу!

Подробно рассказывает все пройденные этапы и свои похождения. Я переспрашиваю:
-Как называется эта вэида (комиссия), куда ты пошла в последнюю очередь? В ответ Яэль выстреливает:
- Ваада! Надо говорить ваада!
Мне не очень приятно, что я ошиблась в огласовке слова, но я молчу.
- Я была на шнэй (на двух) ваадот.
- Штэй ваадот!- поправляю её. - Ты поправила меня – я тебя! Сейчас мы – тэко!
- Я этого никогда не запомню, огрызается она.
Яэль продолжает рассказывать о своей болезни
- Я очень мало была на больничных. Только во время операций.
- Операций?- удивляется Пнина.
- Да, я решила удалить сразу две груди! У меня нету терпения проверять ещё и вторую грудь и ждать, пока там тоже заведётся какая-то дрянь! Я, кстати удалила и яичники, и матку! Так лучше, я сама так решила. Почку они мне удалили сами. Думали, что там что-то есть, но ничего не оказалось.

Так мы сидим и ждём своей очереди, слегка досадуя, когда кого-то из нас зовут на лечение и прерывают нашу беседу.
Бодрые? Жизнерадостные? Борющиеся.

Вчера днём,я выписалась из больницы. Уже вчера успела многим написать об этом.
Чувствую себя совершенно нормально. Операция прошла хорошо.
Вчера почему-то никак не могла заставить себя сесть и написать об этом в своём журнале.
Ликование в душе было настолько сильным, желание выплеснуть бесконечное количество благодарности всем вам было так велико, что просто боялась начать писать. И сейчас я тоже стараюсь быть нормальным, сдержанным человеком и не начать просто вслух вопить и визжать от радости. :)
Два тяжелейших этапа химии! 16 отравляющих сеансов, когда каждый из них кажется таким тяжёлым, что больше твой организм просто не выдержит!
Пугающее ожидание операции, которая была совсем не страшной. На второй день уже отправилась домой!
И, как оказалось, организм может выдержать гораздо больше, чем мы от него ожидаем. Всё психологическое. Всё зависит от душевных сил. И вот тут-то общение с вами оказалось решающим!
С одной стороны: я чувствовала бесконечный поток тепла и сочувствия, которые поддерживали меня каждый день, каждую минуту этого семимесячного периода. С другой стороны: мне так хотелось, чтобы вы думали, что я сильная, что я держусь! И я так старалась, что на самом деле, ко мне приходили силы!
Страшно подумать, что было бы, если бы заболев и оставив работу я не имела бы возможности продолжать общаться с такими замечательными, добрейшими, талантливыми и доброжелательными людьми, как вы, мои дорогие друзья!
Нет слов, которые могли бы выразить ту благодарность, которую я испытываю!
Я помню, как в самом начале болезни все писали мне: "Савточка, держись!"
Я держалась, как могла, только благодаря своей чудесной семье, благодаря своим близким и благодаря вам, мои дорогие друзья!
Каждому из вас я желаю здоровья и счастья! Пусть каждый из вас получит от жизни, от Бога, от окружающих столько же света и любви, сколько я получила от всех вас.
СПАСИБО! СПАСИБО! СПАСИБО!

Я в больнице, но я не там, а тут. И завтра так, а вот послезавтра, я только тами так до конца недели.
Оказывается принимают, записывают и отпускают. Так даже лучше! Только я-то этого не знала (оправдываюсь!) и всполошила всех. Спасибо вам всем за добрые пожелания! Я их всех собрала вместе и буду ими пользоваться.
А вот если бы меня не пустили домой, как бы я ими могла воспользоваться?
Так что всё вышло очень даже хорошо! :)))

И надо заметить, что это вполне меня ободряет! Осталось пять сеансов химии, но себе я говорю по другому. Я себе говорю, что после следующей недели их останется только четыре!
Сегодня было мало пациентов, но среди них были тяжёлые. Рядом со мной лежала женщина, которая всё время звала папу и какого-то Рони, а потом начала кричать: "Хватит, хватит, я не могу больше терпеть! Всё это белое ужасно болит!". И так продолжалось не меньше полутора часов. Мужчина сидевший с ней рядом, старался успокоить её, что-то спрашивал, потом начал на неё даже покрикивать:"Ципи, хватит, не кричи!". Медсёстры ходили к врачам советоваться, врачи не приходили. Мой муж не находил себе места, не хотел, чтобы я всё это слушала, его професиональное желание идти и что-то делать не давало ему спокойно сидеть на месте. Наконец-то пришли ребята с носилками и забрали её, видимо в стационар. Пока они её перекладывали, говорили с ней деловым спокойным тоном. Совсем молодые, а интонация у них была какая-то отеческая, мягкая. Предупреждали её, что сейчас передвинут ближе к краю кровати, а сейчас приподнимут. Она утихла, успокоилась. Когда её вывозили, я успела посмотреть на её лицо. Голова, руки лицо всё было тяжелым, плотным, неподижным и только стоны и дыхание всё ещё были слышны.
Осталось тяжёлое впечатление видимой борьбы между жизнью и смертью.

И ещё был там мужчина лет пятидесяти плюс. Высокий и, даже казалось, крепкий. Он пришёл с женой, разодетой в какие-то ненормальные одежды. Ярко-красные обтягивающие брюки, сверкающий серебром пояс, ярко-красная блузка. Как-то эта одежда не вязалась с обстановкой отделения.
Она оставила его и пошла к врачу.
Мужчина тяжело дышал . Каждый выдох сопровождался стоном.
Через какое-то время жена вернулась и начала бодренько пересказывать ему разговор с врачём:
"Слышишь, мотэк (сладкий на ивр.), какой кайф? Они говорят, что не будут сегодня делать тебе химию, что ты выглядишь а-ля-паним (типа, как упавший прямо мордой в грязь - сленг). Тебе сделают инфузию укрепляющими препаратами и на праздники ты будешь прекрасно себя чувствовать! Что? Химию после праздников? Нет, нет и после праздников не будут делать химию.Говорят, что облучения, которые ты прошёл должны помочь тебе в течении ближайших месяцев, а химию больше не надо! Ты рад, мотэк?"
Мотэк продолал тяжело дышать и не проявлял никакой радости, а его радостная жена побежала сообщать "радостные" новости медсестре.
Может она, бедненькая, думает, что так она его поддерживает? Может она иначе не умеет? Не знаю...
Обычно в этом отделении тихо, играет приятная, я бы даже сказала, медитативная музыка,
а сегодня все старались быть бодрыми, поздравляли друг друга с наступающими праздниками. Пришла группа девочек с гитарами, сели на пол в центре этой огромной комнаты, где все лежат или сидят на креслах, на кроватях, и спели несколько песен.

У меня была новая медсестра. Старательная и приятная, но она почему-то изменила привычный для меня порядок приёма лекарств. Мне её порядок показался не слишком логичным, хотя и допустимым. Просто я привыкла, что снотворное мне дают в самом начале, и я его успеваю "выспать" почти полностью уже во время сеанса лечения. На этот раз она его влила за час до окончания инфузии. Можете себе представить, как я потом шла к машине, спала в машине (Машину вёл, конечно, муж!), и как я зашла дома к маме сказать, что мы уже вернулись, что всё в порядке. При этом не могла связать двух слов, потому как была бухая в дрезину.
Даже сейчас, уже зафаршировав карпа и покормивши всю семью ужином, пишу и лапки заплетаются на клавиатуре, как лапки у кошки, которую хорошо угостили валерианкой.
И при всём при этом/и именно поэтому мне приятно помнить, что после следующего сеанса у меня их останется четыре из двенадцати.

Прямо против меня сидит на кресле женщина восточного типа, резво и энергично стрекочет на иврите с сидящей возле неё посетительницей. Одета в блузочку и брючки, приличные туфельки, на голове парик. Трубочка от инфузии уходит куда-то под блузку.

Посетительница, с которой разговаривает больная, из пенсионеров добровольцев. Они приходят в больницу поговорить с людьми, подвезти колясочку с чаем и пирожными, предлагают газеты почитать. Есть у них там на колясочках копилочки, кто может и хочет, опускает в копилочку монетки.
К женщине напротив подходит медсестра и объясняет ей, что сегодня ей не станут проводить лечение, анализы крови плохие и это опасно для неё. Женщина не согласна и начинает объяснять, что ей могут сделать переливание крови, а затем само лечение, но пропускать день и приезжать сюда лишний раз она не согласна. Зовут врача. Врач внимательно выслушивает и соглашается с больной. Всё улаживается. Больная получает свою инфузию, вынимает книжку из сумки, сдвигает очки на лоб и спокойненько засыпает.

Правее этой женщины сидят две арабки. Молодая подсоединена к инфузии, лежит в раскинутом кресле, а за нею сидит пожилая арабка - её мать. Когда мы с мужем вошли, молодая приветливо с ним поздоровалась, он тоже узнал её. Была у него на приёме когда-то. Обе арабки высокие и очень красивые. На обеих светлые, вышитые атласные платья. Длинные, широкие. На головах платочки, закрывающие лоб и щёки, а поверх платочков большие платки ниспадающие с головы на плечи. Тоже с вышивкой. Я чуточку завидую, ей незачем думать о парике или шапках!

Через некоторое время женщина, сидящая напротив меня,обращается к этим арабкам и начинает им что-то объяснять на арабском. Потом зовёт медсестру и говорит:
-Ты знаешь, что ни одна из них не понимает иврита? Они не поняли ни одного слова из того, что ты им сказала?
- Откуда я могла это знать? Я с ними говорила, а они всё время кивали головами, говорили "Бэсэдэр" (ивритское ОК).
- Ну, так теперь скажи им всё снова, а я всё переведу им на арабский. Медсестра обещает придти через несколько минут. Тут я понимаю, что первая тоже арабка, но, как бы это сказать? Интеллигентная, а две вторые - деревенские женщины.

Рядом со мной сидит женщина, описать которую будет не легко. Седой длинный, ниже плеч парик с длинной чёлкой. Парик подкрашен то ли голубым, то ли лиловым цветом. На лице огромные солнечные очки, закрывающие брови и половину щеки. Губы подведены какой-то блестящей помадой. За всем этим видно, что у женщины сильный парез лицевого нерва. Речь у неё невнятная. Говорит на очень хорошем иврите. Говорит с сёстрами, говорит по телефону. Когда она встаёт выйти куда-то, я вижу, что на ней босоножки из ремешков до колен, ярко-красный педикюр, трикотажные чёрные брючки до колен, плотно облегающие ноги и бёдра, а на груди на чёрной трикотажной блузке - золотые наклейки.
Женщина идёт с двумя палочками. Ноги её не слушаются. Она моего возраста , плюс-минус 60.


Приносят обед. Все берут что-т0. Я тоже. Та, что рядом, дремлет. Ей поставили поднос с обедом на тумбочку. Через какое-то время она просыпается. Я говорю ей:
- Поешь , там стоит обед.
- Нет, я не хочу! Меня сейчас госпитализируют, там поем, там вкуснее.
К ней подходит медсестра
- Фрида, позвони детям, скажи, что тебя госпитализируют.
- У меня нету детей, я не успела их родить! Медсестра уходит, а Фрида продолжает, обращаясь ко мне уже на русском:
Когда ты приехала в Израиль?
- В 77-ом, отвечаю я.
- Давно! А я в 57-ом. Была крошечкой. Ты знаешь, я вышла замуж, он был красавец. Мы прожили вместе совсем мало. Разбились в дорожной катастрофе. Он не разбился. Это я разбилась. Лежала 3 месяца без сознания. Он ушёл к другой. Когда я могла родить детей? - Почему твой муж ничего не ест?
-Он стесняется.
- Какие глупости! Меня, наверное,переводят в больницу, чтобы я могла уже спокойно умереть. Ладно, я устала, посплю немножко. Хорошо, что ты пришла сюда не слишком поздно. Я всё играла с этим. Говорила, что мне и так давно пора умереть. А сейчас не хочется.
Закрывает глаза, засыпает.
Интеллигентная арабка переводит молодой арабке с иврита на арабский.
Пожилая арабка тихонечко встаёт, собирает у нас у всех подносы от обеда и уносит их куда-то на кухню.

Ну, буквально на днях рассказали, а я его уже не могу пересказать точно и не помню, кто рассказал! Я его перескажу всё же, пусть и не точно!
Значит так. Муж возвращается из командировки и спрашивает у сына:
- К матери кто-то приходил?
- Сосед приходил, отвечает сын.
- И что они делали?
- Кушали на кухне.
- А потом?
- Потом пошли в спальню.
- Ну! А потом, что они делали потом?
- Они выключили свет, я не видел!
- Опять эта проклятая неизвестность!?! Воскликнул муж.

Докладываю. Прверили, посмотрели, сказали, что надо делать биопсию. Что покажет биопсия, я уже знаю, я же не муж из командировки. Ну, и врачиха сказала мне, что она подозревает нехорошую опухоль.
Состояние, конечно, взволнованное, но каким-то странным образом. Сама спокойна, а голос дрожит, не испугана, но немножко колени подгибаются. Слава Богу, у меня уже есть в этом опыт. Пару дней проходит, пока успокаивается дрожь в коленках, а потом уже и не думаешь об этом. Завтра с утра пойду брать направление на биопсию. Праздники несколько осложняют обстановку.
Муж говорит, что судя по снимку, анализам крови и моим весу, аппетиту и внешнему виду, - мы захватили заболевание вовремя. (Как-то название этой гадости не хочет пока тут появляться! подожду результатов биопсии.)
Не думайте, что я ною. Я и правда хочу задокументировать процесс. Я знаю, что я достаточно сильная и смогу быть объективной. А если иногда и почувствуется какая-то истерическая нотка, так это тоже будет вроде иллюстрации состояния. Но я постараюсь не распускать себя.
Спасибо Вам всем большущее за добрейшие слова и пожелания!